На фоне продолжающейся войны и непрекращающихся призывов к Соединенным Штатам «делать больше» остается вопрос: каковы стратегические интересы Соединенных Штатов в Украине и как Соединенные Штаты могут наилучшим образом их удовлетворить? Об этом в статье The National Interest написал профессор Школы государственной политики Мэрилендского университета Джошуа Шифринсон.

Вторжение России в Украину в феврале 2022 года вызвало волну международной поддержки Киева. Соединенные Штаты возглавили эти усилия. Еще до того, как российские силы пересекли границу, Соединенные Штаты и многие их союзники дали понять, что они против захватнических амбиций Москвы, предупредив о ряде потенциальных санкций, которые Россия понесет, работая над мобилизацией потенциальной дипломатической коалиции против Москвы и укрепляя украинскую военную мощь.

После вторжения Соединенные Штаты взяли на себя инициативу в предоставлении Украине военной техники и обучения, экономической помощи, почти полной проверке дипломатической поддержки, использовании разведывательных данных для сдерживания наступления России и угрозе «драконовских последствий», если Россия применит в Украине ядерное оружие. Все более пылкие демократическо-республиканские призывы наказать Москву.

Тем не менее, администрация президента Байдена и другие сторонники нынешней политики США до сих пор не смогли предложить стратегический аргумент в пользу издержек и рисков, которые несет нынешняя политика США в российско-украинской войне. Безусловно, многие определили конкретные цели в отношении самой Украины. Тем не менее определение и обсуждение того, как усилия США в Украине способствуют достижению всеобъемлющих национальных целей и интересов США, в целом отсутствуют и сводятся в основном к жестикуляции в сторону общих принципов, которые до сих пор могли бы оправдывать американскую реакцию в Украине. На фоне продолжающейся войны и непрекращающихся призывов к Соединенным Штатам «делать больше» остается вопрос: каковы стратегические интересы Соединенных Штатов в Украине и как Соединенные Штаты могут наилучшим образом их удовлетворить?

Хотя политические деятели и эксперты часто теряются в спешке событий, они поспешили намекнуть на неизменный интерес Америки к Украине. Без полной проработки аргумента или рассматриваемых вопросов эти утверждения в целом распадаются на два лагеря.

Одна линия гласит, что Соединенные Штаты не могут терпеть российскую агрессию в Украине, потому что это будет только способствовать дальнейшему усилению и расширению угроз для Соединенных Штатов. Это утверждение имеет две формы. Узкая версия гласит, что опасность будущей агрессии исходит именно от России, то есть, если Россия не встретит сопротивления на Украине, то Москва просто расширит свои амбиции, бросит вызов союзникам США по Организации Североатлантического договора (НАТО) и, в конечном итоге, будет угрожать Европейская безопасность на первом месте. В том же духе бывший посол в России Майкл Макфол утверждает, что, «у нас есть интерес в плане безопасности [помочь Украине победить Россию]. Скажем очень просто: если Путин победит на Донбассе и его побудят пойти дальше вглубь Украины, это будет угрожать нашим союзникам по НАТО». Кроме того, бывший советник по национальной безопасности Стивен Хэдли утверждает, что Соединенные Штаты постоянно заинтересованы в том, чтобы удержать президента России Владимира Путина «от мысли, что он может в следующие пять или десять лет повторить то же самое». Это особое беспокойство помогает объяснить, почему по крайней мере некоторые в администрации Байдена призывают к «ослаблению России», обескровливая ее на Украине: как выразился представитель Совета национальной безопасности, «одна из наших целей состояла в том, чтобы ограничить способность России сделать что-то подобное снова», подорвав «экономическую и военную мощь России, чтобы угрожать своим соседям и нападать на них».

Широкая версия связывает войну на Украине не с Россией как таковой, а с потенциальным усилением других игроков, особенно Китая. Сам президент Джо Байден выдвинул версию этого аргумента, написав в марте, что «если Россия не заплатит высокую цену за свои действия, она пошлет сигнал другим потенциальным агрессорам, что они тоже могут захватить территорию и подчинить себе другие страны». В другом месте он утверждает, что «на протяжении всей нашей истории мы узнали, что, когда диктаторы не расплачиваются за свою агрессию, они сеют еще больший хаос и проявляют еще большую агрессию». Это беспокоит не только Байдена: это говорит о его двухпартийной привлекательности. Представитель Техаса Майкл Маккол полагает, что бездействие в Украине «ободрит Владимира Путина и его коллег-автократов, продемонстрировав, что Соединенные Штаты сдадутся перед лицом бряцания оружием», делая вывод, что «доверие к США от Киева до Тайбэя не может противостоять другому удар такого характера».

В отличие от беспокойства по поводу будущего расширения, второй набор аргументов утверждает, что Соединенные Штаты имеют неизменный интерес к Украине, поскольку она влияет на так называемый «либеральный международный порядок». Как утверждает госсекретарь Энтони Блинкен, «международный порядок, основанный на правилах, который имеет решающее значение для поддержания мира и безопасности, подвергается испытанию неспровоцированным и неоправданным вторжением России в Украину». Логика здесь выглядит двоякой. Во-первых, неспособность поддержать Украину поставит под вопрос американскую поддержку демократий во всем мире, тем самым подорвав жизнеспособность демократии как способа организации политической жизни любого общества. Как объяснил Байден Украина была неотъемлемой частью продолжающейся «битвы между демократией и самодержавием, между свободой и репрессиями»; косвенно, отказ от помощи Украине отбросил бы Соединенные Штаты в этом состязании. Во-вторых, усиление России само по себе является вызовом ключевым принципам — в основном неконкретизированным, но кажущимся представлениям о том, что сильные государства не должны применять силу для навязывания своей воли более слабым акторам и что нельзя допускать нарушений государственного суверенитета, — на которых якобы держится либеральный порядок. Игнорирование российской агрессии поставило бы под сомнение будущее функционирование системы, поддерживаемой США. Как утверждает Энн Эпплбаум, «Соединенные Штаты должны участвовать в конфликте, поскольку реалистическое, честное понимание войны — это понимание того, что мы сейчас сталкиваемся с реваншистской страной, которая стремится расширить свою территорию по идеологическим причинам, которая хочет положить конец американскому присутствию в Европе, которая хочет положить конец Европейскому Союзу, которая желает подорвать НАТО и имеет принципиально иное представление о мире, чем у нас».

Проще говоря, бездействие рискует усилить альтернативные принципы, на которых будет основываться международный порядок и которые, предположительно, нанесут ущерб Соединенным Штатам.

Однако огромно, что эти утверждения остались в целом незамеченными. Опять же, Соединенные Штаты столкнулись с реальным риском — самым драматичным, возможной военной эскалацией и, следовательно, обменом ядерными ударами с Россией — и понесли реальные расходы — включая помощь, эквивалентную бюджету. Министерство транспорта, труда и торговли США вместе взятые — ради помощи Украине. Многие аналитики утверждают, что связанные с этим риски эскалации ниже, чем можно было бы подумать, поскольку, например, Россия не будет настолько склонна к самоубийству, чтобы рисковать войной с Соединенными Штатами и их союзниками. Тем не менее, миллиарды долларов остаются на кону во время растущего внутреннего спроса на ресурсы, и тот факт, что политики и аналитики спорят о том, как угрожающие действия Америки могут быть восприняты в Москве, говорит о том, что существующие риски немалы. Это может быть неполитично, но грамотное управление государством означает, что мы должны задаться вопросом, стоит ли игра свеч.

Правда в том, что ни один из общепризнанных интересов США в Украине не выдерживает критики. Не менее важно то, что вера в то, что они представляют интересы США, противоречит основным принципам давно установленной большой стратегии США; формирование политики, основанной на таких опасениях, рискует создать новые стратегические дилеммы для Соединенных Штатов, Украины и России таким образом, что это может только усугубить последствия нынешнего конфликта.

Дальнейшее усиление: преувеличенное беспокойство. Беспокойство по поводу того, что бездействие в Украине просто разожжет аппетит России к европейской агрессии за пределами Украины — особенно против союзников США по НАТО — и, таким образом, заслуживает более глубокого американского ответа, сомнительно. Безусловно, в некоторых государствах временами доминирует местная элита, убежденная в том, что агрессия дешева, легка и оправдана. Тем не менее, утверждать, что беспрепятственное поведение России в Украине приведет к дальнейшему ее величию, значит утверждать, что не существует никаких других возможных ограничений, которые могли бы сдерживать российские амбиции или поведение. Здравый смысл, теория международных отношений и современные тенденции европейской безопасности указывают на обратное.

Государства, столкнувшиеся с непосредственным и амбициозным в военном отношении субъектом, склонны балансировать и сдерживать его возможности для дальнейшей агрессии. В анархическом мире такое поведение отражает тот факт, что заинтересованные в собственных интересах государства должны обеспечивать собственную безопасность и, таким образом, имеют стимул противостоять потенциальным агрессорам. Мы наблюдаем эти тенденции сегодня в Европе, где действия России быстро подстегнули как вооружение (например, растущий оборонный бюджет Германии), так и союзничество (например, присоединение Швеции и Финляндии к НАТО, обсуждение европейской военной автономии). Более того, распределение власти в Европе — где только европейские члены НАТО имеют совокупный валовой внутренний продукт в двенадцать раз больше, чем у России, — подчеркивает наличие множества государств, которые по отдельности или вместе более чем способны влиять на российские расчеты.

Даже такой смелый лидер, как Путин, не может легко игнорировать эту ситуацию и, скорее всего, будет учитывать ее в стратегических решениях России. Тем не менее, даже если бы он — или его преемник — проигнорировал бы эти ограничения, красота баланса заключается в том, что агрессоры, тем не менее, встречают сопротивление, которое сводит на нет их усилия. Иными словами, даже безрассудная Россия, которая каким-то образом завершает агрессию после Украины жизнеспособной, вряд ли далеко продвинется.

Это вдвойне верно, когда речь идет о возможной агрессии против членов НАТО. В отличие от попыток помочь самой Украине, альянс отреагировал на российскую агрессию сплочением, не имеющим себе равных за последние двадцать лет; как заявленная политика, так и новые военные тенденции указывают на то, что его члены все больше привержены защите того, что Байден назвал «каждым дюймом территории НАТО». Таким образом, конфликт сделал совершенно ясным, что Россия рискует создать подавляющую (за пределами ядерной сферы) противовесную коалицию, если попытается выступить против членов НАТО. Таким образом, в совокупности и совершенно отдельно от всего, что происходит на Украине, стратегическая карта дает серьезные основания сомневаться в том, что кто-либо из российских политиков решит, что дальнейшая агрессия в Европе окупится, или добьется успеха в этом, если они это сделают. Украина не играет решающей роли в формировании или срыве российских амбиций.

Аналогичная проблема возникает и с заявлениями о том, что бездействие в Украине заставит другие государства, особенно Китай, сделать вывод, что агрессия окупается. По этой логике мир полон потенциальных агрессоров, которых сдерживает страх перед американским ответом; это также подразумевает, что агрессия в любом месте представляет собой угрозу национальной безопасности США. Утверждать, что Соединенные Штаты должны действовать в Украине, чтобы предотвратить агрессию других, таким образом, равносильно утверждению, что Соединенные Штаты должны служить глобальным полицейским, который не смеет отдыхать нигде, даже на мгновение.

Если оставить в стороне тот факт, что политики уже давно отвергают идею о том, что Соединенные Штаты служат мировым полицейским, с этим аргументом есть несколько проблем. Во-первых, как отмечает Стивен Уолт, исторические записи полны случаев, когда агрессоры платили непомерную цену за свое поведение — подумайте о поражении, оккупации и разделении Германии после Второй мировой войны или бомбардировке Японии зажигательными бомбами. Тем не менее, агрессия остается реальностью в международной политике, поскольку, даже когда один агрессор терпит поражение, другие, похоже, не сразу «усваивают» урок.

Во-вторых, допуская, что потенциальные агрессоры могут существовать, ряд исследований показывает, что расчеты состояния формируются не общими представлениями о том, как может отреагировать отдельная великая держава, а контекстуальными суждениями о том, вероятны ли противовес и наказание с учетом распределения власти и известного состояния. интересы. Расширяя точку зрения, Соединенные Штаты (1) могут позволить себе игнорировать Украину, не рискуя агрессией на других театрах военных действий, при условии, что у них есть интерес и средства для проверки других потенциальных угроз, или (2) есть местные субъекты, способные и заинтересованные в том же. В этом есть интуитивный смысл: Пекин, например, гораздо больше заботит то, что Соединенные Штаты, Япония, Южная Корея, Тайвань, Индия, Австралия и т. д. могут и будут делать в Азии, чем то, что делают Соединенные Штаты. 4000 миль.

В-третьих, следует скептически относиться к лежащей в основе идее о том, что агрессия где бы то ни было представляет собой угрозу для Соединенных Штатов. Даже беглый взгляд на дипломатические записи показывает, что Соединенным Штатам на самом деле не угрожает агрессия сама по себе. Только за последние годы российско-грузинская война, саудовская кампания в Йемене, боевые действия между Эфиопией и Эритреей и другие эпизоды мало повлияли на благополучие США. В этом преимущество богатой и изолированной великой державы, окруженной океанскими рвами. Наконец, даже если бы Соединенные Штаты были заинтересованы в предотвращении большей части агрессии, из этого не следует, что дальнейшее вмешательство в дела Украины представляет собой единственный способ подчеркнуть, что Америка будет наказывать агрессию в более широком смысле. После всего,

Угрозы порядку: теория, а не реальность. Утверждения о том, что пренебрежение действиями в Украине подорвет либеральный порядок, также вызывают подозрения. Во-первых, хотя Соединенные Штаты часто стремились продвигать демократию за рубежом, они сдерживают этот импульс, учитывая геополитические императивы, независимо от того, как это повлияло на распространение демократии. С этой целью Соединенные Штаты часто свергали избранные правительства в таких государствах, как Иран и Гватемала во время холодной войны, регулярно заключали сделки с автократами (например, на Тайване и в Южной Корее времен холодной войны и в Саудовской Аравии после холодной войны). и сегодня мирится с отступлением от демократии среди основных союзников (как это видно, например, в Венгрии, Польше, Пакистане и Турции). Короче говоря, Вашингтон никогда не делал защиту иностранной демократии как таковой — как показывает история, вместо этого вопрос заключался в том, воспринимают ли политики ту или иную страну как важную для интересов США, поскольку либеральный порядок возник после Второй мировой войны (и есть хорошие вопросы, есть ли он), это произошло, несмотря на двойственное отношение США к поддержке других демократий как к собственной цели. Утверждение, что либеральный порядок теперь требует, чтобы Соединенные Штаты защищали Украину, переворачивает логика, определяющая американскую политику.

Конечно, критик может возразить, что Соединенным Штатам следует сделать защиту демократии основным интересом, чтобы демократические потери не умножились в предстоящие годы. Здесь возникает другая проблема: Украина плохо подходит для демонстрации американской приверженности этой цели. Вежливая компания может не комментировать это, но нынешняя демократическая добросовестность Украины вызывает сомнения. Независимые оценки Freedom House, проекта «Политика» или проекта «Разновидности демократии» последовательно оценивают Украину как менее чем полноценную демократию — например, «анократию» в списке «Политики» и «гибридный режим» с 39% рейтингом, процент демократии» Freedom House. Коррупция, ограничение свободы прессы, вопросы честности судей и «отсутствие верховенства закона» — все это проблемы. Эти оценки также не улучшились с течением времени. Например, проект V-Dem показывает, что показатели демократии в Украине колеблются в среднем диапазоне с момента обретения независимости, в то время как показатели Freedom House указывают на незначительные изменения в демократических показателях Украины с середины 2010-х годов. Внутриэлитные распри и репрессии против политических оппонентов, наблюдаемые на протяжении большей части последнего десятилетия, иллюстрируют аналогичную тенденцию. Короче говоря, даже если кто-то утверждает, что судьба либерального порядка зависит от активной поддержки США либеральных демократий, Украина сегодня является плохим полигоном для подтверждения этой приверженности.

Наконец, проблематичны аргументы о том, что неспособность противостоять России в Украине подорвет нормы и принципы действия «либерального порядка». Как отмечают такие ученые, как Патрик Портер и Пол Станиленд, либеральный порядок никогда не был свободен от насилия. Во всяком случае, сам порядок выжил и часто полагался на насилие со стороны государства и вызовы суверенитету в поддержку сомнительных целей на протяжении всей своей послевоенной истории. Таким образом, трудно понять, каким образом прискорбное поведение России на Украине может быть более вредным для либерального порядка, чем войны во Вьетнаме или Ираке, применение Израилем силы в ближнем зарубежье или кампания Саудовской Аравии в Йемене среди прочих.

Точно так же «либеральный порядок» продемонстрировал замечательную способность терпеть широкий спектр межгосударственного и внутригосударственного насилия и нарушений суверенитета. Даже беглый взгляд на историю показывает тенденцию: «либеральный порядок» больше не был подорван нежеланием американцев и их союзников действовать в Боснии, пока большая часть кровопролития не закончилась, как это было во время российско-грузинской войны 2008 года. В этом свете российское вторжение представляет собой не столько угрозу порядку, сколько особенно бандитское проявление того рода насилия и нарушений, которые уже давно существуют внутри «порядка», со стороны государства, которое не особенно нравится многим акторам. Опять же, мы можем и должны оплакивать ужасы, обрушившиеся на Украину. Однако утверждения о том, что российская агрессия каким-то образом ниспровергает принципы, на которых зиждется порядок, терпят неудачу.

Сторонники американского «делай больше» могут отступить, утверждая, что основные принципы большой стратегии США в целом и политика в отношении Европы, в частности, обуславливают американское участие в Украине. Дело может заключаться в том, что давняя заинтересованность США в предотвращении появления евразийского регионального гегемона и/или в построении того, что тогдашний президент Билл Клинтон назвал «целостной, свободной и мирной Европой», требует противодействия России путем углубления поддержка Украины. Тем не менее, не только ни один из этих вопросов не поставлен на карту в Украине, но и нынешняя направленность политики США, и потенциальное дальнейшее участие США во многом противоречат этим целям.

Соединенные Штаты давно пытались предотвратить появление регионального гегемона в Евразии. Сегодня Россия, однако, не готова быть региональным гегемоном. Он обладает внушительным ядерным арсеналом, мощным военно-промышленным комплексом и получает некоторую степень политического влияния за счет экспорта основных товаров и энергетических продуктов. Тем не менее, ее экономика меньше, чем у Италии, она занимает неблагоприятный участок недвижимости, страдает от вражды со своими соседями и страдает от демографических проблем. Более того, она сталкивается — как показывают ее боевые действия — с ограничениями в превращении своих скрытых возможностей в полезную силу, точно так же, как ее способность превращать экспорт материалов и энергии в геополитические рычаги ограничена наличием (особенно в среднесрочной и долгосрочной перспективе) альтернативных возможностей. Тем временем другие региональные субъекты иметь более чем достаточную сырую способность сопротивляться ему по отдельности или в комбинации; учитывая быстрое и трудное противодействие российскому вторжению, у них также, похоже, есть политическая воля, чтобы противостоять российским планам. И там, где Советский Союз (последний потенциальный евразийский гегемон в современной истории) извлекал выгоду из передовых армий, развернутых через податливую Восточную Европу, которые, казалось, были готовы достичь побережья Атлантического океана за несколько недель, российские силы сегодня находятся более чем на 1000 миль восточнее, чем их советские войска. аналоги; даже если бы такая возможность была доступна, у России было бы значительно больше территории, которую она могла бы пересечь, и времени для принятия ответных мер, чем когда Европа в последний раз столкнулась с потенциальной претензией на гегемонию.

Не изменит эту ситуацию и победа России на Украине. Даже если добавить все ресурсы Украины к ресурсам России, ее экономика все равно бытет меньше, чем в Италии, а ее население едва ли превышает население Франции, Германии и Польши вместе взятых; он по-прежнему будет сталкиваться с ограничениями в использовании экспорта товаров и энергоносителей для влияния на европейскую политику в краткосрочной перспективе и по-прежнему будет оставаться значительно меньшим геополитическим конкурентом, чем Советский Союз эпохи холодной войны. Более того, российские силы останутся более чем на 500 миль дальше на восток, чем их советские эквиваленты времен холодной войны, и столкнутся с необходимостью двигаться через остальную часть Восточной Европы, что будет чем угодно, но только не сотрудничеством. Во всяком случае, главным эффектом победы России на Украине было бы повышение восприятия угрозы среди европейских стран и, таким образом, побуждение к еще большему балансированию очень способными игроками против Москвы. Короче говоря, Россия не готова доминировать на континенте независимо от того, что происходит на Украине. Соединенные Штаты стремятся предотвратить появление евразийского гегемона, но, к счастью, структура европейской политики уже решает эту проблему в том, что касается России.

Во всяком случае, американская политика в Украине может в конечном итоге подорвать цель США по предотвращению евразийского гегемона. Проблема здесь не в России, а в Китае. В немалой степени из-за интенсивной реакции США на вторжение России в Украину, Россия все чаще обращается к Китаю за экономической помощью, дипломатической поддержкой и военной помощью. Это принесло пользу Китаю, поскольку Пекин смог установить благоприятные условия торговли с Москвой, расширить доступ на рынок для собственных товаров и услуг Китая и получить политическое влияние, которое в конечном итоге может привести к дипломатической поддержке Россией собственных интересов Китая. В то время как Соединенные Штаты и их союзники иным образом стремились замедлить экономический рост Китая и ограничить его геополитическое влияние, чтобы остановить его рост в качестве равного конкурента, этот результат осложнил бы США.

На военном фронте Соединенные Штаты намерены усилить свое присутствие в Европе в обозримом будущем. Это означает, что ресурсы, которые в противном случае можно было бы перераспределить для конкуренции с Китаем, будут недоступны. Конечно, для усиления Европы нужны сухопутные войска, а для конкуренции с Китаем в первую очередь нужны воздушные и морские силы; в краткосрочной перспективе Соединенные Штаты могут использовать свои вооруженные силы, чтобы играть центральную роль как против России, так и против Китая. Тем не менее, многие ударные и разведывательные средства дальнего действия, необходимые для укрепления обороны от России, полезны для противодействия растущему Китаю, что подразумевает более значительные компромиссы на театрах военных действий, чем может показаться сразу. Точно так же, если Китай действительно является «идущей угрозой», движущей стратегией США,

Что касается построения «целостной, свободной и мирной Европы», то печальная реальность заключается в том, что американская политика в отношении Украины подчеркивает, что это стремление с самого начала было сомнительной и проблематичной целью. Без завоевания континента под американской эгидой и навязывания демократии создание целостной, свободной и мирной Европы требовало, чтобы не возникало соперничества или конфликтов между европейскими государствами, пока демократия и интеграция продвигались вперед. С самого начала это сделало американские амбиции заложниками местных событий, неподконтрольных Соединенным Штатам: если интеграция или демократия замедлится, или возникнет напряженность, Соединенным Штатам придется выбрать не более двух из трех заявленных целей.

Рост российско-украинской напряженности с середины 2010-х годов подчеркивает компромисс. Украина относительно более свободна, чем Россия, и многие ее граждане желают большей интеграции с остальной Европой, но последняя цель может быть достигнута только (как давно сообщали дипломаты и аналитики разведки) с риском кризиса с Россией и разделительной линии в Восточной Европе. И наоборот, Соединенные Штаты могли бы сделать мир приоритетным и избежать разделительных линий в Восточной Европе, умиротворив Москву, но это было бы жизнеспособно только в том случае, если бы Вашингтон принял ограничения на интеграцию Украины с Западом (и, вероятно, влияние России на украинскую политику). Как показывает выбор США с 2014 года, политики, имеющие дело с этим компромиссом, предприняли шаги, которые, хотя и не являются прямой причиной нынешней войны, подорвали «мирную» сторону треугольника. «Весь, свободным и в мире» было благородной целью. Тем не менее, это была амбиция, которую Соединенные Штаты никогда не могли реализовать, и она уже была отодвинута на второй план в политике США.

Если заявляется, что интересы США в Украине недостаточны, а нынешняя политика США не может быть оправдана в свете великих стратегических заветов США, должны ли Соединенные Штаты вообще заботиться о российском вторжении в Украину? Если да, то что может повлечь за собой пересмотр политики США?

Стратегия требует установления приоритетов и выделения относительно ограниченных ресурсов для достижения этих целей. Однако на протяжении большей части периода после окончания «холодной войны» однополярность означала, что Соединенным Штатам, по-видимому, не нужно было слишком расставлять приоритеты или слишком сильно беспокоиться о ресурсах: с силой, резко перевешивающей интересы Соединенных Штатов, политики могли преследовать такие несопоставимые цели. такие цели, как расширение НАТО, смена режима на Ближнем Востоке и хеджирование против Китая, не слишком заботясь о том, откуда возьмутся ресурсы или как эти части сочетаются друг с другом.

Однако сегодня ситуация иная. Сочетание внутренних требований и возобновившейся геополитической конкуренции — особенно в Азии, где Китай является наиболее вероятным кандидатом на евразийскую гегемонию, — вынуждает политиков пересмотреть приоритеты США и подумать, откуда будут поступать необходимые ресурсы. По сравнению с эпохой холодной войны и сразу после окончания холодной войны рейтинг Европы снижается.

С этой точки зрения американские интересы в Украине довольно ограничены. Во-первых, Соединенные Штаты сильно заинтересованы в том, чтобы конфликт не вышел за пределы Украины. Это снижает вероятность того, что США могут быть втянуты в более широкую конфронтацию с Москвой, которая может перерасти в войну со всеми вытекающими опасностями. Во-вторых, Соединенные Штаты по-прежнему заинтересованы в том, чтобы избежать такого коллапса американо-российских отношений, (1) что любое будущее взаимодействие с Россией по вопросам, представляющим взаимный интерес (например, контроль над вооружениями, борьба с терроризмом, изменение климата) невозможно, и (2) что Москва, как предостерегает Генри Киссинджер, вынуждена искать «постоянный союз в другом месте» — то есть с Китаем. Эти результаты усложнили бы стратегическую карту Соединенных Штатов и усугубили бы и без того трудные корректировки, происходящие в США. великой стратегии, поскольку эпоха однополярного мира подходит к концу. Наконец, Вашингтон, по крайней мере, в некоторой степени заинтересован в поддержании и без того благоприятного баланса сил в Европе в качестве страховки от риска России — или любого другого государства — рассчитать, что дальнейшая агрессия может окупиться. Обратите внимание, что последний интерес заключается не в том, чтобы преподать России или другим урок, причинив вред (как это имеет место в нынешнем политическом разговоре), а скорее в том, чтобы уменьшить возможности для расширения России в будущем.

Для достижения этих более ограниченных целей требуется существенная корректировка текущей политики США. На практике ограничение риска распространения и необратимого коллапса отношений означает своевременное прекращение конфликта без дальнейшего вовлечения Соединенных Штатов в борьбу. Учитывая распределение сил на поле боя и очевидную готовность России — как подчеркивают недавние приказы Путина о мобилизации и угроза применения ядерного оружия — терпеть большие расходы ради своего конфликта, это означает оказание значительного давления на Киев для ведения переговоров с Россией при одновременном привлечении Москвы к переговорам. заключить дипломатическую сделку, чтобы положить конец конфликту. При этом Соединенным Штатам придется отказаться от заявленного уважения к военным целям Киева и перейти к политике, которая создаст стимулы для прекращения войны и препятствия для ее продолжения как для Киева, так и для Москвы. Точно так же Соединенным Штатам также необходимо будет найти способ возобновить диалог с Москвой и дать России достаточные стимулы для прекращения конфликта.

Критики будут утверждать, что этот курс предает Украину, вознаграждает российскую агрессию и балансирование на грани ядерной войны и ничего не делает для того, чтобы помешать России выждать время перед повторным вторжением в Украину. Эти обвинения по крайней мере частично верны. И все же важны два момента. С одной стороны, опять же, Соединенные Штаты мало заинтересованы в том, что происходит в Украине или в Украине как таковой, если бы Украина занимала центральное место в балансе сил, это изменилось бы, но это не так. Соответственно, какой бы трагичной ни была будущая агрессия России против Украины, было бы еще большей трагедией, если бы Соединенные Штаты в конечном итоге вступили в конфликт с Россией или способствовали возвышению истинного евразийского гегемона, неправильно распределяя свое время и ресурсы. Точно так же вряд ли это будет первый раз, когда переоценка Интересы и приоритеты заставляли США принуждать партнеров и союзников к жестким жертвам в отношениях с реальными или потенциальными агрессорами. Подобная политика, например, стояла за стремлением США положить конец войне во Вьетнаме, разделить Германию времен холодной войны и способствовать различным арабо-израильским и палестино-израильским сделкам. Не все эти состязания заканчивались «победой» за дипломатическим столом предпочтительной для США стороны (или, в случае Южного Вьетнама, выживанием). Тем не менее, точно так же, как Соединенные Штаты видели, что их собственные интересы были сохранены в этих предыдущих эпизодах, их довольно ограниченные интересы в Украине также могут быть выдвинуты путем развертывания аналогичного сценария.

Что касается поддержания благоприятного распределения власти, Соединенные Штаты должны поощрять европейские усилия по вооружению и созданию союзников, независимых от Соединенных Штатов. На сегодняшний день американские политики были почти в восторге от перспективы «возрождения НАТО» за счет увеличения расходов на оборону в Европе, за счет того, что европейские государства сосредоточили свои новообретенные военные интересы на альянсе, наблюдая, как альянс приобретает новых союзников, и подчеркивая приверженность Америки трансатлантическим безопасность. Такая реакция понятна, учитывая давние опасения по поводу безбилетника союзников, дрейфа миссии НАТО и будущего американского «лидерства» в Европе. Однако по мере того, как внимание США переключается на Азию, это также усиливает опору Европы на Соединенные Штаты как на гаранта безопасности в первую и последнюю инстанцию ​​в рамках НАТО, что может оказаться недостаточным в долгосрочной перспективе. Более разумным курсом было бы перенаправить вновь обретенный похвальный интерес Европы к военным делам на большую стратегическую автономию и усовершенствование военного инструментария европейских государств. Помогая другим помочь самим себе, мы продвинулись бы в продвижении национальных интересов США на Украине и в других местах.

Источник: NazarNews.kg